С тех пор, как я живу в доме, что утыкается носом в лес, я кормлю птиц. Стать повелительницей птиц очень легко. Сердце у птички крохотное и путь туда совсем короткий. У черных синиц, которые регулярно столуются на моем балконе, сердце весит всего одну десятую грамма. Началось с того, что у меня осталась смесь для посыпки салата, она затерялась в дальнем углу шкафа, и когда я её нашла, то решила, что в пищу она уже непригодна. Так всегда с лежалой едой. Мне начинает казаться, что с ней произошли какие-то невидимые, но очень опасные изменения: туда проникли зловредные бактерии и построили на планетах кедровых орехов свои города, микроскопическая плесень уже вырастила по всей поверхности дремучий ядовитый лес. “Но для птиц, это, наверное, ничего”, — подумала я и рассыпала смесь на балконе. Так я узнала, что птичьи вкусы весьма схожи с моими: сначала они растаскали кедровые орехи, потом — тыквенные семечки, потом немного подождали ни дадут ли добавки, и не дождавшись, покорно склевали семена подсолнечника. Так я стала повелительницей птиц. Они прилетали и устраивали балет на балконе, стараясь привлечь мое внимание к опустевшей кормушке. Потом научились возмущенно стучать в стекло, видя, как я с той стороны безмятежно читаю в кресле, а ведь время полдника, слышишь, время полдника?! Стоило мне распахнуть балконную дверь, как раздавалась радостная птичья трель, словно птицы выставили постовых, что должны были немедленно докладывать о свежих продуктовых поставках.
Я узнала как выглядят зарянка, дубовик и поползень, стала различать четыре разных вида синиц. Покупала шарики, упаковки сушеных жуков и личинок, смеси с ягодами, арахисом и семенами диких трав. В нашу кормушку научились запрыгивать даже дрозды и дятлы.
А потом одна синица, вместо того чтобы клевать, гонять конкуренток и воинственно чирикать, устроилась спать под кустом салата, который рос на балконе в коробке. Сначала я подумала, что это хитрость: действительно, зачем каждый раз прилетать и улетать, если можно разбить лагерь прямо здесь, рядом со столовой. Но потом я заметила, что синица как-то странно хохлится и явно мерзнет. Она то пряталась под салатом, то перебиралась поближе к кусту цукини и так льнула к нему, словно хотела закутаться в его большие листья. Я установила ей личную поилку — она даже не попыталась улететь от меня, построила домик из проволоки и мягких тряпок и уже планировала провести туда отопление и развесить по стенам портреты самых знаменитых и выдающихся кедровых орехов.
Но утром я нашла в домике мертвое синичье тельце. Я посмотрела на тельце и невольно представила крохотные реберные косточки, в клетке которых пряталось сердце весом 0,1 грамм. Словно бы на миг перенеслась в царство мертвых, где птичьи скелетики сидят на ветвях в сумрачном, как рентгеновский снимок, лесу. Поразительно, что будучи живым это тельце могло летать и сопротивляться ветру. Казалось, одной тяжести гравитации достаточно, чтобы сломать тонкое кружево синичьего скелета.
В тот день я перестала быть повелительницей птиц. Так сказать, добровольно сложила с себя полномочия. Пусть какие-нибудь птичьи цари, если им охота, этим занимаются. Я просто выдаю завтрак и полдник. И матерно ругаюсь, когда кто-то в четыре утра начинает во все горло петь прямо у меня на подоконнике.